– Я семьдесят лет за рулем, – презрительно бросил Семен. – Я по Дороге Жизни грузовики в Ленинград водил!
Сомневаться в его словах не приходилось, и все же я подумал, что те поездки были менее опасными. Скорости не те, предугадать падение бомбы для Иного – не проблема. Машины сейчас попадались пусть нечасто, но попадались, дорога была, мягко говоря, отвратительной, наш спортивный автомобиль для подобных условий никак не предназначался…
– Илья, что там произошло? – пытаясь оторвать взгляд от увиливающего с нашего пути грузовика, спросил я. – Ты в курсе?
– С вампиршей и пацаном, что ли?
– Да.
– Глупость наша, вот что произошло. – Илья выругался. – Хотя и глупость относительная… Все было нормально сделано. Тигренок и Медведь представились родителям мальчишки дальними, но любимыми родственниками.
– «Мы с Урала»? – спросил я, вспомнив курс по общению с людьми и варианты знакомства.
– Да. Все шло нормально. Застолье, пьянка, поедание уральских деликатесов… из ближайшего супермаркета…
Я вспомнил увесистую сумку Медведя.
– В общем, время они проводили хорошо. – В голосе Ильи была не зависть, а скорее полное одобрение товарищей. – Светло, тепло и мухи не кусают. Пацан то с ними сидел, то в своей комнате… Откуда было знать, что он уже способен входить в сумрак?
Меня обдало холодом.
И впрямь – откуда?
Я же не сказал. Ни им, ни шефу. Никому. Удовлетворился тем, что вытащил мальчишку из сумрака, пожертвовав толикой своей крови. Герой. Один в поле воин.
Илья продолжал, ни о чем не подозревая.
– Вампирша зацепила его Зовом. Очень прицельно, ребята не почувствовали. И крепко… пацан даже не пикнул. Вошел в сумрак и выбрался на крышу.
– Как?
– По балконам до крыши было всего три этажа. Вампирша уже ждала там. Причем знала, что парень с охраной, едва схватила – сразу же раскрылась. Теперь родители спят крепким здоровым сном, вампирша стоит с мальчишкой в обнимку. Тигренок и Медведь рядом с ума сходят.
Я молчал. Нечего тут было говорить.
– Глупость наша, – все-таки заключил Илья. – И роковое стечение обстоятельств. Мальчишку ведь даже никто не инициировал… Кто знал, что он может войти в сумрак?
– Я знал.
Может быть, это были воспоминания. Может быть, страх перед бешеной гонкой автомобиля по трассе. Но я посмотрел в сумрак.
Как хорошо людям, они не видят этого – никогда! Как им плохо – им не дано увидеть!
Глубокое серое небо, в котором нет и не было звезд, небо вязкое, как кисель, светящееся тусклым, мертвенным светом. Все силуэты смягчились, растаяли – и дома, по стенам которых растекся ковер синего мха, и деревья, ветви которых в сумраке колышутся совсем не по воле ветра, и уличные фонари, над которыми кружат, едва шевеля короткими крыльями, сумеречные птицы. Едут навстречу машины – медленно-медленно, шагают люди – едва переставляя ноги. Все сквозь серый светофильтр, все сквозь ватные пробки в ушах. Немое черно-белое кино, изыск пресыщенного режиссера. Мир, где мы черпаем свою силу. Мир, который пьет нашу жизнь. Сумрак. Каким в него войдешь, таким и выйдешь. Серая мгла растворит скорлупу, которая нарастала на тебе всю жизнь, вытащит то ядрышко, что люди называют душой, и попробует на зуб. И вот когда ты почувствуешь, как хрустишь в челюстях сумрака, ощутишь пронизывающий холодный ветер, едкий, как змеиная слюна… тогда ты станешь Иным.
И выберешь, на чью сторону встать.
– Мальчик еще в сумраке? – спросил я.
– Они все в сумраке… – Илья нырнул вслед за мной. – Антон, почему же ты не сказал?
– Не подумал. Не придал значения. Я не оперативный работник, Илья.
Он покачал головой.
Мы не умеем, почти не умеем упрекать друг друга. Особенно если кто-то и в самом деле виноват. В этом нет нужды, наше наказание всегда вокруг нас. Сумрак дает нам силы, недоступные людям, дает жизнь, по человеческим понятиям – почти вечную. И он же отбирает все, когда приходит час.
В каком-то смысле все мы живем взаймы. Не только вампиры и оборотни, которым надо убивать, чтобы продлить свое странное существование. Темные не могут позволить себе добра. Мы – наоборот.
– Если я не справлюсь… – Я не закончил фразу. И так все было ясно.
Глава 8
Сквозь сумрак это было даже красиво. На крыше, плоской крыше нелепого «дома на ножках», горели разноцветные блики. Единственное, что здесь имеет цвет, – наши эмоции. Их сейчас было предостаточно.
А самым ярким был дырявящий небо столб багрового пламени – страх и ярость вампирши.
– Сильна, – коротко сказал Семен, взглянув на крышу и пинком захлопывая дверь машины. Вздохнул и стал раздеваться.
– Ты что? – спросил я.
– Пойду-ка я туда по стене… по балконам. И тебе советую, Илья. Только ты иди в сумраке, легче.
– А ты как собрался?
– Обычно. Меньше шансов, что заметит. Да не беспокойтесь… я шестьдесят лет альпинизмом занимался. Фашистский флаг с Эльбруса скидывал.
Семен разделся до рубашки, кидая одежду на капот. Мимолетное охранное заклятие легло следом, прикрыв и тряпки, и саму щегольскую тачку.
– Уверен? – поинтересовался я.
Семен ухмыльнулся, поежился, сделал несколько приседаний, покрутил руками, будто физкультурник на разминке. И неспешной рысцой побежал к зданию. Легкий снежок падал ему на плечи.
– Заберется? – спросил я Илью. Как подняться по стене здания в сумраке, я знал. Теоретически. А вот восхождение в обычном мире, да без всякого снаряжения…
– Должен, – без особой убежденности подтвердил Илья. – Когда он десять минут плыл по подземному руслу Яузы… я тоже думал, что не выберется.
– Тридцать лет занятий подводным плаванием, – мрачно сказал я.
– Сорок… Пойду я, Антон. Ты как – лифтом?
– Да.
– Ну давай… не тяни.
Он перешел в сумрак и побежал вслед за Семеном. Наверное, они будут подниматься по разным стенам, но я даже не хотел выяснять, кто по какой. Меня ждал свой путь, и скорее всего, что он не будет легче.
– И зачем ты меня встретил, шеф… – прошептал я, подбегая к подъезду. Снег хрустел под ногами, в ушах стучала кровь. На бегу я достал из кобуры пистолет, снял с предохранителя. Восемь разрывных серебряных пуль. Должно хватить. Только бы попасть. Только бы найти тот миг, когда у меня будет шанс попасть, опередить вампиршу и не зацепить мальчика.
– Рано или поздно тебя бы встретили, Антон. Если не мы, то Дневной Дозор. А у них тоже были все шансы получить тебя.
Я не удивился, что он следит за мной. Во-первых, дело было серьезное. Во-вторых, он все-таки мой первый наставник.
– Борис Игнатьевич, если что… – Я расстегнул куртку, засунул пистолет за спину, воткнул ствол под ремень. – О Светлане…
– Ее мать проверили до конца, Антон. Нет. Она не способна на проклятие. Никаких способностей.
– Нет, я о другом. Борис Игнатьевич… я вот что подумал. Я ее не жалел.
– И что это значит?
– Не знаю. Но я ее не жалел. Не делал комплиментов. Не оправдывал.
– Понятно.
– А теперь… исчезните, пожалуйста. Это моя работа.
– Хорошо. Извини, что погнал тебя в поле. Удачи, Антон.
На моей памяти шеф не извинялся ни перед кем и никогда. Но мне некогда было удивляться, наконец-то подошел лифт.
Я нажал кнопку последнего этажа и машинально взял болтающиеся на шнуре пуговки наушников. Странно, но они играли. Когда я включил плеер?
И что мне выкинет случай?Все решится потом, для одних он никто,Для меня – господин,Я стою в темноте, для одних я как тень,Для других – невидим.
Обожаю «Пикник». Интересно, а Шклярского проверяли на принадлежность к Иным? Стоило бы… А может, и не надо. Лучше пусть поет.
Я танцую не в такт, я все сделал не так,Не жалея о том.Я сегодня похож на несбывшийся дождь,Не расцветший цветок.Я, я, я – я невидим.Я, я, я – я невидим.Наши лица как дым, наши лица как дым,И никто не узнает, как мы победим…
Можно считать последнюю фразу добрым предзнаменованием?
Лифт остановился.
Выскочив на площадку последнего этажа, я посмотрел на люк в потолке. Замок был сорван, именно сорван – дужка расплющена и растянута. Вампирше это ни к чему, она на крышу, скорее всего, прилетела. Мальчишка поднялся по балконам.
Значит, Тигренок или Медведь. Скорее всего, Медведь, Тигренок выбила бы люк.
Я стащил куртку, кинул на пол вместе с бормочущим плеером. Потрогал пистолет за спиной – тот держался крепко. Значит, технические средства – ерунда? Посмотрим, Ольга, посмотрим.
Свою тень я отбросил вверх, спроецировал на воздух. Подтянулся и рывком скользнул в нее. Войдя в сумрак, я полез по лесенке. Синий мох, густо облепивший железные прутья, пружинил под пальцами и пытался отползти.
